бредово-оосно-толкинистское
Шелест волн слышен не только у моря. В глухом и пустом дворике-колодце в километре или двух от реки тоже шелестит волна.
Мир сложно воспринимать - выстроенным из лент остро выверенных граней. Когда величайшее равновесие складывается из максимального хаоса воздушных струй - ненадежное, неповторимое, неустойчивое - и неизменное.
Фана давно потеряло свою молодость. На постаревшем лице даже глаза казались лишь осколками стекла с толикой света когда-то юных звезд, заблудившихся в стеклянном лабиринте. Вечноюные и влюбленные очи, ставшие серыми и пыстынными, невидяще смотрели на охрово-белую стену дома напротив ровно и сухо.
Корона давно стала ничем. Померкли звезды, сны перестали иметь хоть какое-то значение... Долгое время оставался только закон. Но больше не было ни веры, ни надежды, ни замысла, ни любви... Ничего вокруг. Только тяжесть долга на плечах, скомканный чужой силой ветер и...
Манвэ молчал. Так же молча поднялся. Так же молча подхватил из потока мироздания Книгу. Пролистал небрежно, страница за страницей - и отложил. Перо. Кровь.
Убить Арту - выше его сил. И дело не в долге, не в - к Морготу - опостылевшем законе, который никогда не мог его удержать - но которому он служил по воле своей и создателя... Дело было в... Манвэ улыбнулся. Перо коснулось вен, потекла чуть синеватая от избытка кислорода кровь.
Ни разу не дрогнувшей рукой он вычеркнул из книги Имена. Варды. Ульмо. Ниенны... Эстэ... Ирмо, Тулкаса, Оромэ, Йаванны... Другие, иные, еще и еще... Последним он вычеркнул имя Намо.
Холодный силуэт лишь покачал головой, закутался в плащ и скрылся в тенях. В том ничто и нигде, что давало ему силы, такой же безразличный и равнодушный, как когда приходил. Чуждый и родной, не способный понять и... в чем-то... наверное, близкий.
Намо не умеет сочувствовать. Он живет одним только "должно".
Красивая сказка для плохих родителей.
Наверное.
Манвэ не смотрел ему в след.
Из его сердца уходило нечто, казавшееся частью, а оказавшееся лишь острой черной занозой, острой, болезненой, длинной и... равнодушной.
Король Мира судорожно выдохнул, прикрыл устало глаза, сел, величаво, как привык, выпрямил спину... И открылся Арте. И в тот миг, когда Мир сам запел ему, прогоняя неизбывное одиночество прочь...
На холодный лоб легла проладная ладонь.
И старший брат как когда-то в начале времен укрыл черным плащом...
Сорвав с кудрей сияюще прекрасную корону мира.